НАЗВАНИЕ. Букетик левкоев
АВТОР. Antosha Felice
БЕТА. см. предыдущую строчку
ЖАНР. драма, deathfic, POV Роя.
РЕЙТИНГ. PG-13
РАЗМЕР. Мини
ДИСКЛЕЙМЕР. (с) Хирому Аракава
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. Посвящение: Наталье Lintu Егоровой в честь её 16-летия.
СТАТУС. Завершен
САММАРИ. Казалось, что самое страшное мы уже пережили, но ощущение победы, рвущей горло отчаянными криками, было иллюзорно.

1915 год.

Свинцовый раствор тяжёлой, напоенной истомой тишины, сгустками осевший по углам комнаты, приковывал к себе внимание и сводил с ума своим однообразием. Окна были распахнуты настежь, и я, лёжа на спине и не поднимая головы, мог видеть размытое озеро городских огней сквозь лёгкую вуаль ночной мглы. Где-то внизу, за границами казённой квартиры, приглушённо шумели просыпающиеся улицы Централа, а здесь, на четвёртом этаже старой многоэтажки, угнездилась гнетущая тишина, нарушаемая только нашим мерным дыханием.
Я осторожно повернул голову, скользнул горячей ладонью по нежным пальчикам, так и не успевшим донести свою ласку до моих щёк под сладкими чарами сна, и вдохнул пряный аромат длинных золотистых волос, разметавшихся по моей груди.
Долгими ночами, медленно скатывающимся к рассвету, я не мог заснуть и вместо попыток успокоиться лежал, не в силах усмирить рождающиеся в утомлённом мозгу фантазии, и смотрел на тонкий профиль Лизы, вырисовывавшийся в каких-то нескольких сантиметрах от моего лица. Послевкусие минувшей близости гулко стучало в выемке на шее, в груди, под рёбрами и внизу живота, перед глазами всё расплывалось алыми кругами, руки, сцепленные в замок, мелко дрожали, и я отчего-то не мог взять себя в руки, в то время как она безмятежно спала рядом.
Я знал, что застывшая на её лице безмятежность – лишь маска самозащиты, под которой она старалась скрыть свою чуткую и ранимую натуру. Я, каждый вечер засыпавший рядом с ней, знал, как тяжело ей слышать каждый удар напольных часов, возвещавший власть тьмы, нависшей над городом, как горько ей смотреть в синие зеркала окон и топить тоску в поцелуях. Нам обоим было известно, что ровно в полночь мы неизбежно отдадим свои души ночным кошмарам, а на рассвете послышится спасительная трель будильника, возвещающая новые страхи и тревоги.
Казалось, что самое страшное мы уже пережили, но ощущение победы, рвущей горло отчаянными криками, было иллюзорно. Мы продолжали переживать эти события каждую ночь сквозь сомкнутые веки, втягиваясь в бесконечную временную петлю, выпадая из реальности и теряя рассудок.
Я встал с постели, стараясь не потревожить сон Лизы, тихо прошёл через всю комнату и присел на подоконник, растворяясь в проёме открытого окна. Вокруг царил беспорядок – тарелка с остатками ужина на прикроватной тумбочке, моя рубашка и брюки, небрежно брошенные на стул, китель Лизы и смятая простыня на полу…
Мы давно привыкли к сумасшедшему темпу жизни военных, идущих к своей цели и находящих поддержку лишь в бессмысленных, причиняющих боль воспоминаниях.
Я встал с подоконника и поднял с пола китель Лизы. Отряхнул плотную синюю ткань от пыли, расправил лейтенантские погоны и вдруг нащупал что-то в нагрудном кармане.
У меня вырвался тихий смешок. На ладони лежал маленький букетик левкоев. Крошечные светло-сиреневые лепестки с неровными краями, ловящие на себе лунные блики, короткие нежно-зелёные стебельки, перевитые тонкой алой ленточкой… Зная её любовь к этим цветам, я постоянно дарил ей их. Букетики левкоев, купленные мной у знакомой цветочницы, стояли везде – в маленьких вазочках на её кухне, висели на шёлковых ленточках над дверными проёмами, лежали на стопках документов в нашем кабинете. И каждый раз, когда я доставал из кармана кителя очередной букетик, она улыбалась мне так, что у меня сладко щемило сердце и щёки горели каким-то совсем мальчишеским смущением…
- Не спишь?.. – чуть хрипловатый со сна голос Лизы вырвал меня из раздумий.
- Нет, - я пожал плечами, - я что, тебя разбудил?
Лиза покачала головой.
- Чего ты там сидишь? Случилось что?
- Нет, - снова ответил я. – Завтра нам обоим надо на работу, так что…постарайся заснуть, Лиз.
- Я уже не засну, - прошептала она, заворачиваясь в простыню и бесшумно подходя ко мне.
- Это зря, - я обнял её за плечи, - ты как-то неважно выглядишь…плохо себя чувствуешь?
Вместо ответа Лиза только положила голову мне на грудь и вздохнула.
- Хочешь, я сварю тебе кофе? – предложил я, но, не услышав ответа, добавил: - Я сейчас…
- Что там у тебя? – она дотронулась до моего запястья, и я разжал кулак.
Лиза заснула после двух чашек крепкого кофе и пятнадцати минут необременительного разговора, а я лёг рядом и долго гладил её обнажённые плечи, шею, сомкнутые губы и чёткие линии бровей. Я мучился от бессонницы до самого утра – но не от того, что душил себя воспоминаниями и упрёками, а от того, что перед глазами стояла её улыбка.

- Значит, я еду?.. – уточнил Хавок, ёрзая от нетерпения.
- Значит, ты едешь, - подтвердил я, расстёгивая воротник кителя.
Лиза встала со стула и протянула младшему лейтенанту папку с документами.
- Здесь всё, что нужно, Джин, - коротко пояснила она.
- Только ничего не перепутай, - начал я наставительным тоном, откидываясь на спинку стула, - завтра в 9.30 у тебя поезд Централ – Юсвелл, постарайся…
- …постарайся в срок выполнить весь план работы, - подхватил Хавок. – Генерал, вы мне уже в третий раз это говорите!
- Да тебе и пять раз скажешь, вряд ли дойдёт, - бросил я сквозь зубы, и Лиза, почувствовав моё раздражение, положила руку мне на правое плечо, будто пыталась избавить меня от накопившейся за день усталости. –Что это за внешний вид?! – я разошёлся не на шутку и продолжал выговаривать Хавоку, не замечая ничего вокруг. – Что это? Что это такое?!
Младший лейтенант выпрямился, быстро застегнул китель на все пуговицы и затушил сигарету о рукав.
- Виноват, товарищ генерал! – воскликнул он, глядя светлыми глазами прямо перед собой. – Разрешите идти?
Я круто развернул стул и уселся на него спиной к Хавоку.
- Свободен. Когда за ним захлопнулась дверь, я расслабленно запрокинул голову к потолку, расстегнул китель и ворот рубашки и несколько раз глубоко вдохнул.
- Что с тобой? – спросила Лиза, закрывая дверь кабинета на ключ.
- Не знаю, сам не свой, - посетовал я, глядя в сгущающуюся за окнами темноту.
- Не нервничай, - она всем телом прижалась ко мне. – Ну прекрати, Рой. Хватит уже строить гипотезы…чего ты боишься? Напряжённой обстановки? Бунта на юго-востоке?
- Именно, - кивнул я, вытащив заколку из её волос.
Светлые пряди, скрученные в жгут, мгновенно рассыпались по чёрной футболке Лизы, и я невольно залюбовался их глубокими медовыми переливами. Она повернулась ко мне спиной, и я горячо поцеловал её в шею, туда, где чётко прорисованными изгибами вились завитки татуировки, крадущиеся вниз по линии позвоночника.
- Есть идеи, как решить проблемы на юго-восточной границе? – спросила она, и по её голосу я почувствовал, что она улыбается.
- Пока у меня недостаточно полномочий, чтобы решать всё в одиночку, - усмехнулся я, задёргивая светлые шторы на окнах.
- Тебе не придётся ничего делать в одиночку… - прошептала Лиза, внезапно посерьёзнев.
- Я знаю, - я провёл рукой по стене, щёлкнув выключателем, всеми клетками усталого тела ощущая только жаркие объятия темноты и руки Лизы на своей шее. - Нам ещё многое предстоит, правда?
- Правда, - кивнул я, доставая из ящика стола бутылку виски и два стакана.
Сколько мы сидели рядом на кожаном диване, морщась, глотая жгучий янтарь и молча рассматривая отблески фонарей, играющие всеми оттенками серебристого на поверхности гранёных стаканов? Может, час, а может, пять минут – мы просто потеряли счёт времени. Сидеть в дремотном отупении – это было единственное, что мы могли сделать, когда маски невозмутимости были уже не в силах прикрыть израненные сердца.
Громкий стук в дверь вырвал меня из состояния тревожной пустоты. Я отставил стакан и подвинулся ближе к Лизе, крепко обняв её и бросив мимолётный взгляд на часы.
- Двадцать минут девятого… - прошептал я ей в ухо. – Все давно должны были разойтись по домам…
- Может, Джин что-нибудь забыл? – предположила Лиза.
- Плевать, что он там забыл. Если действительно важное дело – зайдут завтра…
В дверь стучали всё настойчивее, а мы с Лизой сидели на диване в объятиях друг друга, немые, опустошённые. Через несколько минут стучать перестали, и я с облегчением прислушался к затихающим в глубине коридора шагам.
- И всё же, кто бы это мог быть? – спросила Лиза, положив голову на моё плечо и глядя в потолок.
Я пристально посмотрел на зеркальную гладь своего стола. Не увидел ничего, кроме привычных вещей – полупустой бутылки виски, стопок документов, армейского ремня и…очередного букетика левкоев.
- Кто? – переспросил я. - Да какая разница.

1917 год.

- В этом нет необходимости…но мы-то с тобой это понимаем, а она – нет! Упрямая, - я ударил кулаком по столу от досады.
Старший лейтенант Хавок беспрестанно крутился возле моего стола с отчётом в руках, создавая в кабинете обманчивую атмосферу занятости, и снисходительно мычал в ответ на мои монологи. Я нервно вертел в руках ручку, с каждой минутой всё больше раздражаясь и пытаясь подавить желание повысить голос на этого человека, примерившего на себя роль отзывчивого собеседника. Что ж, за два года Джин изменился только в военном звании, а ответственности и серьёзности в нём ничуть не прибавилось. Всё тот же легкомысленный взгляд, неизменная сигарета во рту, источающая струйки седого дыма, небрежно застёгнутый китель, взлохмаченный ёжик светлых волос и всё те же назойливые предложения сходить с ним в бар в пятницу вечером. Временами, глядя на него, я ещё раз убеждаюсь, что если такие люди и меняются со временем, то совсем не в ту сторону, в которую хотелось бы.
На чём я остановился?.. Ах да, кажется, изливал душу Хавоку и уже хотел переключиться на развёрнутую передо мной карту Аместрис. Я едва сдержался от соблазна разорвать карту на мелкие клочки, но вместо этого лишь свернул её трубочкой и снова обратился к старшему лейтенанту.
- В общем, я понятия не имею, что мне делать.
- Ничего не делайте, - ответил Хавок, стряхивая пепел с сигареты в открытую форточку. – Это же Лиза Хоукай. Если она считает, что ей необходимо ехать и инспектировать Лиор, пусть едет. Вы её не переупрямите, и даже не пытайтесь.
- Ты издеваешься? – спросил я.
- Нет, - ответил Джин. – Вы забыли, как пару лет назад сами отправляли меня в Юсвелл? А теперь что же? Аналогичная ситуация.
- Но это же не Юсвелл! – рявкнул я. – Это Лиор, там опять обстановка - не приведи господи.
- Она же туда не одна поедет, а с отрядом, и всего на три дня. И вообще, чего вы мучаетесь? Езжайте с ней, если на сердце неспокойно.
- Если бы всё решалось так просто! – сокрушался я. – Приказом фюрера я должен оставаться здесь и выполнять бумажную работу. Сидеть здесь, в бездействии, и руководить работающими новобранцами, когда я так нужен ей?! Я вообще не вижу никакой логики в этих приказах!
- Логика высших чинов – это вообще непросто, - закивал Хавок.
- Я вообще не понимаю, почему Лизу так тянет на военную стезю?! – воскликнул я, всё больше распаляясь. – Это же осознанный риск, причём после двухлетнего перерыва…сплошное безрассудство, и я впервые в жизни не могу повлиять на её решение!
Взгляд Хавока потеплел, и он мягко улыбнулся.
- Чего ж здесь непонятного? Это она из-за вас, генерал…
Я встал со стула и подошёл к окну, стараясь спрятать улыбку в уголках губ.
- Что бы я без неё делал, Джин…
*****************************************************************
- Отпусти меня, пожалуйста…все уже в сборе, они ждут меня…
Я поднял голову и заметил людей в военной форме, собравшихся на другом конце платформы. Вокруг грохотали дышащие жаром громады грузовых поездов и пассажирских экспрессов, заставляя прогибаться многочисленные сплетения рельсов и выпуская в воздух клубы едкого дыма, заволакивавшего обласканное солнцем небо.
Поезд должен был прибыть с минуты на минуту, но я всё стоял, сжимая тонкую талию Лизы под плотной тканью шинели и согревая дыханием её руку – эту младенчески-нежную ладонь, выступающую косточку на запястье, золотой отблеск тонкого обручального кольца на безымянном пальце…
- Мне пора, - она перехватила у меня небольшую сумку.
- Может, всё - таки…
Лиза негромко рассмеялась.
- Ну что ты, как маленький…что может случиться? Оружие там вряд ли понадобится, это обычная командировка! Вернусь через три дня, напишу пару отчётов, думаю, ты сам оценишь мою работу…ведь так?
Я опустил глаза. Меньше всего меня сейчас интересовали отчёты…
- В чём-то ты права, но…
Лиза улыбнулась.
- Рой, мне и вправду пора.
Я ещё раз зарылся лицом в её золотистые волосы, разметавшиеся по плечам, и сунул в нагрудный карман её шинели крошечный букетик левкоев.
- Что это?
Да, я снова принёс левкои – маленькие, нежные, хрупкие, не по-осеннему свежие, хотя на прилавках цветочных магазинов ещё крошились жёлтыми шариками мимозы и дышали свежестью лилии…
- На счастье, - пояснил я.
- Ты же никогда не был суеверным, - удивилась Лиза, расстегнув воротник шинели, приняв букетик и заткнув его за отворот кителя.
- Сам себе удивляюсь…
- Рой…поезд скоро отправляется, они же только меня ждут!
- Береги себя, - сказал я на прощание, но от неё не утаилось, как дрогнул мой голос, и вместо ответа она только коротко, крепко поцеловала меня в губы.
«Пассажирский поезд до Лиора отправляется со второго пути…повторяю, пассажирский до Лиора отправляется со второго пути…»
Я отпустил ручку сумки и послушно разжал руки.

- Как вы?
Бывало и лучше, старина.
- Она всё же уехала?
А иначе я не сидел бы здесь в таком состоянии.
- Вы нездоровы?
Сейчас отдышусь и пойму.
- Генерал Мустанг…
Я совершенно не нуждаюсь в твоём сочувствии. И не вздумай меня жалеть.
- Почему вы молчите?
Я резко вскинул голову.
- Прости, Джин. Задумался.
- Бывает, - сонно моргнул тот.
Несколько минут мы молчали. Я сидел за столом, тупо разглядывая тонкий слой янтарной пыли на столешнице, а Хавок курил у окна, стряхивая пепел в складки серой, давно не стиранной занавески.
- Думаешь, она справится? – вдруг встрепенулся я, обезумев от давящей на плечи тишины.
Старший лейтенант пододвинул стул к моему столу, уселся на него и медленно, тихо, с расстановкой, проговорил, так что моё сердце со свистом упало вниз и гулко забилось где-то над подошвами армейских сапог.
- Справится, генерал. Справится. Она у вас молодец.
*****************************************************************
Всю ночь я проворочался с боку на бок на жарких простынях. Снова мучила бессонница, но теперь уже от отсутствия привычного женского тепла и ласковых рук, от того, что некому было варить кофе среди ночи, некому было шептать на ухо всякие глупости, некого было гладить по волосам в предрассветной тишине… И даже скопившиеся по углам муравейники темноты, от созерцания которых я обычно успокаивался, сейчас только раздражали своим плотным, мёртвым безмолвием.
Меня душили глупые догадки, господствующие в воспалённом мозгу обрывки недавних впечатлений и её смеха. Моя бдительность и раздражимость обострились настолько, что я вскакивал при каждом постороннем шорохе, будь то шум глянцевитых желтеющих листьев за окном или едва уловимая дрожь окон, сотрясаемых ветром. Когда часы пробили полночь, я вскочил, не находя себе места, тщетно пытаясь хоть в чём-то найти успокоение, и прошёл по всем комнатам, в каждой включая свет.
Я принял холодный душ, а затем до пяти утра просидел на кухне, помешивая ложечкой стремительно остывающий в руках кофе. Первые лучи рассвета растушевали резкие очертания углов и придали чётким теням и светлым пятнам на полу неуверенно-размытую загадочность. Я поднялся из-за кухонного стола и снова рухнул на табурет, ноющим затылком ощутив заторможенное отупение, которое взяло верх над нездоровым возбуждением, охватывавшим меня ночью.
Я доковылял до ванной и с тревогой отметил у своего зеркального двойника покрасневшие глаза и землисто-серый цвет лица, но всё же заставил себя поплестись обратно в спальню и натянуть военную форму.
Я напрасно хлестал себя по щекам и старался идти по улицам как можно быстрее – сон медленно сковывал моё тело, но даже сквозь эту навязчивый, липкий туман я продолжал всей истерзанной душой страдать за ту, чьё сердце было настежь распахнуто перед ликом бесстрастной пустыни.

Джин Хавок, бледный, запыхавшийся, ворвался в мой кабинет в половине девятого. Я не услышал ни привычного «здравия желаю», ни «разрешите обратиться», зато разглядел безмерный ужас в его потемневших глазах.
Я никогда не попадал в плен внезапных эмоций, но стоило мне увидеть Хавока, как внутри разлилось непреодолимое желание вскочить и сбивчиво расспросить обо всём. Но вместо этого я взял себя в руки и холодно осведомился, что же заставило старшего лейтенанта пренебречь одной из глав военного устава.
- Генерал, кажется… - он запнулся и посмотрел на меня так, что меня бросило в жар.
Я вскочил, с грохотом опрокинув стул, и скрестил руки на груди, чтобы унять дрожь в кончиках пальцев.
- Что тебе кажется? Ты так и будешь молчать?
- Ваша жена…
Как-то непривычно тренькнула в горле тревога. Как-то странно заныло связанное узлом вен и артерий сердце.
Джин, что бы ты ни выдал, одно я знаю точно. Я похороню себя в рассыпающемся осколками предчувствии раньше, чем услышу то, что вертится у тебя на языке…
- Главнокомандующему доложили, только что… - он тяжело сглотнул.
Мне казалось, что я увидел себя одновременно в нескольких параллельных реальностях и в совершенно разных ракурсах, что обиженно скрипнуло под ладонями разлетающееся мириадами светлых пылинок стекло, что я глубоко вдохнул мёртвый слой янтаря, застывший на столешнице, но на самом деле я по-прежнему стоял у себя в кабинете, глядя на оторопевшего Хавока. Длинной кинолентой пронеслись смутные, размытые кадры прошлого, словно несуществующая, эфемерная отдушина, взбунтовался внутри ослеплённый горем, потерянный казуист и на губах зажглась соль пепла.
- Это был несчастный случай…несчастный случай…несчастный случай…
Все голоса, весь городской смрад, слившийся с рокотом в мелодию кипящего ада, были уже далеко. Я растворялся, постепенно теряя ощущение собственного тела, опьянённого шёпотом головокружительной высоты, оставляя все грехи далеко позади.
Кажется, Хавок что-то бормотал, растерянно переминаясь с ноги на ногу и пытаясь не терять самообладания, но я его не слышал. Моё богатое воображение простиралось дальше слов Хавока, постепенно скручивая душу бросившимся в кровь адреналином – и вот уже не Лиза, а я смотрю на выпавшую из рук идущего впереди солдата заряженную винтовку, это я даже не успеваю вскрикнуть, это я слышу звук внезапного выстрела прежде, чем заряд разрывает сцепления нервов в моём виске…
- Генерал…это был несчастный случай…

Я никогда не отличался хорошей памятью, но белое пятно в череде событий словно выбило меня из колеи. Помню, как я остановился, как подкатил к горлу нестерпимо горький ком тошноты, как я сорвал с вешалки свою шинель и ринулся по бесконечным коридорам. Хавок пытался догнать меня, кричал что-то вслед, но я бежал вниз по лестницам, перепрыгивая через три ступеньки, расталкивая военных, не разбирая дороги.
А дальше – пустота. Я много раз прокручивал произошедшее в голове, но отрезок времени в каких-то два-три часа упорно не желал восставать из руин забытья. То ли паника была настолько сильной, что мозг не успел зафиксировать мои действия, то ли я не мог реагировать на окружающий мир, обеспечивая себе чисто биологическое существование, - тем не менее, этот пробел в памяти по сей день заставляет меня гадать, что же тогда случилось.
Я догадываюсь, что несколько часов я провёл в тряском холодном вагоне поезда, направляющегося в Лиор. Помню какую-то непонятную лихорадку, побуждавшую меня бежать, быстрее, бежать, не оглядываясь назад…
Кажется, я попал под дождь, который остервенело хлестал меня по дороге в госпиталь. Я насквозь промок, но не обращал внимания ни на отяжелевшую шинель, ни на слипшиеся сосульками волосы, ни на подозрительную боль в горле, - я просто шёл вперёд, с каждым кварталом всё убыстряя шаги…
В госпитале старик-врач сочувственно покачал головой и с горечью похлопал меня по плечу.
- Что?! – нервно дёрнулся я, теряя терпение.
- Генерал, - он вытер пот со лба, - генерал…если бы вы прибыли пару часов назад…
В первые минуты я просто не мог ни на что реагировать. Я просто стоял, судорожно глотая воздух, не в силах шевельнуться. Поверить в то, что я больше никогда не смогу заткнуть букетик левкоев за отворот лейтенантского кителя, поверить в то, что я остался один, совсем один на огромной лестнице жизни, за две ступеньки до счастья… У меня оборвалось дыхание.
Лиза, моя Лиза… Неужели она могла терять живую кровь, поддаваться сводящей мышцы судороге? Она, полная жизни, окрылённая перспективами, которые открывались перед нами одна за другой?.. Она, в полной мере чувствовавшая ответственность, навалившуюся на нас обоих, она, единственный человек, которому я мог доверять, на ласку которого я отвечал так же легко и естественно, как дышал…
- Не может быть, - мой голос звучал холодно, словно кто-то чужой говорил у меня за спиной.
Нет, нет, не может быть…врач семенил рядом, принося свои бессмысленные соболезнования и бормоча что-то насчёт несчастного случая, но я его уже не слушал. На моём лице не дрогнул ни один мускул, и я поражался, как мне только удавалось сохранить внешнее спокойствие, когда душа рвалась наружу.
Но когда молоденькая медсестричка проводила меня в пропахшую спиртом палату и я увидел линии женственной фигуры, с головой накрытой больничной простынёй, я словно потерял рассудок. Плотину, сдерживавшую обуревавшие меня чувства, прорвало под напором внезапной слабости, и я, наплевав на столпившихся вокруг врачей, изображавших строгую скорбь, рухнул на колени перед больничной койкой, откинул краешек простыни, припал горячими губами к холодному восковому лбу…
- Рой, зачем вы так изводите себя? - ухоженные женские руки заботливо обмотали вязаный шарф вокруг моей шеи.
Я сидел на маленькой уютной кухне Хьюзов и пил щедро сдобренный мёдом чай, насколько это позволяло истерзанное бесконечными приступами кашля горло.
- Я не могу по-другому, Грейсия… - откликнулся я, глядя в её изумрудные глаза. – Спасибо вам за то, что позаботились о малышке…могу я забрать её?
- Конечно, только она сейчас спит, и…уже поздно, куда вы поедете в такую темень? Да и вы к тому же больны…Оставайтесь…
Я с трудом поднялся, морщась от неприятного привкуса жаропонижающего во рту, и двинулся в смежную с кухней маленькую спаленку.
Я окунулся в прохладный мрак проветренного помещения, склонился над детской кроваткой, когда-то принадлежавшей Эллисии, и уже ничто не могло оторвать меня от созерцания широко распахнувшихся детских глазёнок цвета кофе с молоком, - признаться честно, я еле сдержался, чтобы не отпрянуть, - просто я никогда не видел такого осмысленного выражения в глазах годовалого ребёнка…Я опустил руку в кроватку, нежно дотронулся до коротких золотистых волосков на голове девочки, до рыжеватых младенческих ресниц, и крошечные пальчики обхватили мой большой палец.
- Рой… - раздался сзади голос Грейсии, и я выпрямился.
- Что? – горькая улыбка тронула мои губы.
- Вы всегда можете на меня рассчитывать, если нужно будет помочь с малышкой…
- Спасибо, - прошептал я, - спасибо вам огромное…
Я снова повернулся к дочке, снова посмотрел в её светло-карие глаза, и словно вновь попал в их плен, как тогда, восемь лет назад…
Лизы не стало, но я знал – только это маленькое существо, частица нас обоих, может поддерживать во мне желание жить. Именно жить, а не выживать.

1926 год.

Прости, Лиза…без тебя я совсем разучился улыбаться.
Я и раньше был не особенно улыбчивым – но уголки губ невольно тянулись вверх, когда ты смеялась – самозабвенно, заразительно… Когда я слышал твой смех, я всегда обнимал тебя и смотрел в твои горящие радостью глаза, словно хотел разделить твой игривый настрой.
Ты любила смеяться, и каждый раз твой смех был разным. Если Хавок отпускал очередную шуточку, ты прикрывала рот ладонью и вскидывала тонкие брови. Если мы были наедине, - а я просто обожал рассказывать тебе всякую дребедень, - ты запрокидывала голову и откровенно хохотала, и только я знал, что ты можешь так открыто показывать свои эмоции. Я знал и потому запомнил тебя именно такой.
И только один раз ты засмеялась так, что у меня сладко застучало в висках. Я прошептал тебе на ухо то, что давно вертелось на языке. Ты вздрогнула, сначала неверяще улыбнулась, а потом рассмеялась – тихо, переливчато… «Что?» - переспросила ты, сделав вид, что не расслышала. Ведь на самом деле ты всё расслышала, просто хотела услышать это ещё раз. Я ощутил твоё горячее дыхание на своей щеке и послушно повторил: «Я люблю тебя…»
Один раз я всё же улыбнулся – когда два года назад надел китель и осторожно дотронулся до новых погон.
Значит, наша мечта сбылась. Мечтали мы вместе. Боролись вместе. А до конца дошёл я один…
Я улыбнулся, но улыбка вышла слишком холодной, слишком жестокой. Я слишком много пережил, чтобы улыбаться по-прежнему…
Верховный главнокомандующий аместрийской армии, Рой Мустанг.
Ты испытывала ко мне множество чувств. Майора ты уважала, полковником втайне восхищалась, генерала безумно любила…а фюрером ты бы просто гордилась, Лиза.

- Папа, папочка…ты кофе пролил!
Я встрепенулся и покосился на небольшую коричневую лужицу на полу.
- Точно…прости, детка.
- Я сама, пап.
У меня снова сладко защемило сердце. Я поймал юркую маленькую девчушку в свои объятия, зарылся пальцами в мягкие волосы цвета потускневшего золота, расцеловал маленькие ладошки. -
- Помощница моя…
- Пап, давай я лучше вытру.
Я улыбнулся, выпустил её из объятий и, склонив голову набок, стал наблюдать, как она терпеливо вытирает лужицу половой тряпкой. Такая трудолюбивая, отзывчивая, робкая, даже чересчур застенчивая, - или, может, она просто не привыкла к отцовской ласке?..
Наверно, такой же была Лиза в девять лет. Она слишком рано выросла…
- Ну, вот, всё, - она поднялась с колен, одёрнула на себе белое платьице. – Постой-ка…что это вон там?
- Да где? – я нагнулся и посмотрел под стол.
- Вон лежит… - моя дочь залезла под стол и извлекла из неаккуратно уложенных там книг что-то маленькое и тёмное.
- Покажи-ка… - я опустился перед ней на колени и рассмотрел то, что покоилось на её ладошке.
Хрусткие серые хлопья, тёмно-зелёные сухие листья, рассыпающиеся от малейшего прикосновения...и посреди этой увядшей, лишённой гармонии красоты лежала свившаяся колечками тонкая алая ленточка.
- Пап, что с тобой?
Ничего, просто вспомнил кое-что, детка...
- Папа...ты плачешь?
Разве?
- Папа, не молчи! - захныкала моя дочь.
Я сморгнул предательски влажную пелену в глазах, развёл руки, чтобы дать маленьким ручонкам обвиться вокруг моей шеи, и сжал в кулаке то, что раньше было букетиком левкоев.